
Концепция
В европейском кино первой половины XX века интерьер перестаёт быть просто фоном для действия, а становится выразительным инструментом, с помощью которого можно передать эмоциональное состояние героя и драматургию сцены не словами, а пространством. В этот период киноязык активно развивается: режиссёры ищут новые визуальные способы выражения, и работа с замкнутыми помещениями, необычными декорациями, контрастным светом и нестандартными ракурсами становится одним из главных средств показать внутренний мир персонажей. Фильмы создают не только сюжет, но и атмосферу, в которой человек уже не отделён от окружающего пространства — напротив, он сливается с ним, образуя единое целое.
Цель моего исследования — проследить, как этот мотив используется в европейском кино первой половины XX века. Меня интересует, каким образом пространство становится частью психологии фильма: когда тесная комната превращается в ловушку, а наклонённые стены — в визуальный эквивалент тревоги и дезориентации. Я рассматриваю интерьер не просто как стилистический приём, а как активный элемент кинонарратива, способный заменять реплики персонажей, объяснять их состояние, усиливать конфликт или создавать нужное эмоциональное впечатление от сцены.
Визуальный анализ в работе строится вокруг изучения того, как интерьер функционирует внутри кадра и какие смысловые функции он выполняет. Интерьер рассматривается не как фон, а как активный выразительный элемент, влияющий на восприятие сцены.
В центре внимания находятся несколько аспектов. Во‑первых, это организация пространства — масштаб, глубина и расположение предметов, которые создают ощущение открытости или тесноты. Во‑вторых, взаимодействие персонажей с окружением: как они занимают пространство и реагируют на него. И, наконец, работа камеры — её угол, расстояние до героев и кадрирование, которые помогают передать давление, замкнутость или, наоборот, чувство свободы.
Такой подход позволяет анализировать интерьер как средство построения психологического и эмоционального напряжения, а также выявлять, каким образом визуальная среда становится отражением внутреннего состояния персонажей.
Работа будет построена на анализе пяти полнометражных фильмов, где интерьер играет важную роль в создании эмоционального мира картины. Мой подход основан на визуальном анализе — разборе кадров и особенностей их композиции. Это позволяет показать, что пространство в кино — не просто место для действия, а полноценный способ рассказывать историю. Через интерьер можно понять, что чувствует персонаж, какой смысл несёт сцена и какое эмоциональное состояние хочет передать режиссёр.
Рассматривая разные кинематографические приёмы, я стараюсь выявить принципы и особенности, благодаря которым интерьер превращается в полноценный выразительный язык. Моё исследование показывает, что пространство — это не просто фон, а эмоциональная среда, в которой существует персонаж, и что визуальный анализ интерьера помогает раскрыть дополнительные уровни смысла, заложенные в структуре фильма.
1. «Аталанта» и эмоциональная скованность
Судно «Аталанты» не просто декорация — это пространство, через которое развиваются отношения героев и раскрываются их настоящие эмоции и желания. Здесь герои проявляют свою суть, и пространство помогает показать то, что они чувствуют и к чему стремятся.
Морское судно


«Аталанта» («L’Atalante», реж. Жан Виго, 1934 г.)
Большая часть фильма проходит в тесных помещениях. Камера почти всегда оказывается слишком близко к героям — настолько, что чувствуешь, как мало воздуха вокруг. Почти в каждом кадре предметы оказываются прямо перед камерой, искажая видимость происходящего, что помогает почувствовать, насколько маленьким и неудобным является помещение.
Тесные каюты, узкие коридоры, низкие потолки создают ощущение пространства, которое никак не адаптировано под семейную жизнь. Героям приходится подстраиваться под окружающее их помещение, и именно через это взаимодействие раскрывается их истинная натура.
Каюта Жюля


«Аталанта» («L’Atalante», реж. Жан Виго, 1934 г.)
Каюта Жюля на барже — это, пожалуй, самое выразительное пространство в «Аталанте». Его пространство — это чистый хаос: горы вещей, странных предметов, коробок, куски механизмов, случайные сувениры, фотографии, бутылки, инструменты, механические руки, фигурки, ножи, аккордеон, верёвки, ткани — как будто всё, что когда-либо привлекло его внимание, он притащил с собой на баржу и просто оставил там.
Жюль — человек, который провёл большую часть своей жизни в пути, без дома. Его каюта — не жильё в обычном смысле, а место, куда собираются его воспоминания. Каждый предмет — это кусок прошлого, какая-то история, которую он, возможно, помнит только сам. Поэтому пространство выглядит не как свалка, а как визуальная биография.


«Аталанта» («L’Atalante», реж. Жан Виго, 1934 г.)
Контраст с Жюльенной здесь работает очень точно. То, что для неё — перегруз и странность, для Жюля — абсолютная норма. Он движется по этой каюте так же свободно, как по воде. И когда Жюльенна заходит в его пространство, это сразу видно: она будто теряется, не понимает, куда поставить руку, где стоять, чем можно дотронуться. Эта реакция подчеркивает: пространство Жюля создано для одного человека — для него самого, и никому другому там по-настоящему не комфортно.
Каюта затягивает Жюльенну своей самобытностью. Через предметы он показывает ей свой путь — мимолётно, но искренне. Камера в этот момент почти не фиксирует пространство целиком — оно слишком перегружено деталями. Тем не менее и зритель, и Жюльенна ощущают, что в этой тесноте есть особая доброта и атмосфера.


«Аталанта» («L’Atalante», реж. Жан Виго, 1934 г.)
Камера в каюте Жюля почти никогда не может охватить пространство целиком — оно слишком перегружено деталями. Предметы, разбросанные повсюду, создают ощущение хаоса и тесноты. Зритель словно оказывается «внутри» каюты, но при этом не может полностью её осознать — это усиливает чувство потерянности и подчеркивает насыщенность пространства.
Иногда камера будто еле-еле помещается в сцену: мы видим Жюля близко и вместе с ним ощущаем ограниченность движения. Одновременно возникает эффект присутствия — мы рядом с героем, но в то же время замкнуты вместе с ним. Небольшое личное пространство Жюля передает не только физическую тесноту, но и особый ритм жизни Жюля, его внутреннюю свободу и хаотичность характера.
Именно через взаимодействие с этим пространством зритель понимает Жюля не только как «старого матроса», но и как человека, который живёт по своим правилам, эмоционально богатого, немного странного, но искреннего.
Необъятный Париж


«Аталанта» («L’Atalante», реж. Жан Виго, 1934 г.)
После того, как герои оказываются в Париже, пространство фильма меняется почти мгновенно. Впервые за долгое время мы видим Жюльенну и Жана в широком плане: они стоят в полный рост, вокруг — открытые улицы, небо, воздух. Контраст с морским судном работает очень наглядно: только выйдя из тесного и давящего пространства, Жюльенна будто заново начинает дышать.
Судно в фильме показано как замкнутая среда: любой угол слишком близко, потолок низкий, шаг в сторону упирается в стену. Париж, наоборот, снят свободно и светло, подчёркивая то, чего героине не хватало — ощущение независимости, открытости и возможности быть самой собой.
Жан Виго выстраивает эту сцену как эмоциональный контраст: тесное пространство сжимает героиню, а город даёт ей возможность расправить плечи. Постановка кадра подчёркивает это — открытое небо, герои впервые за долгое время показаны в дальнем плане, а камера больше не ограничена стенами. Визуально это передаёт зрителю её ощущение внутренней свободы. Через этот переход становится ясно, насколько сильно пространство баржи влияло на состояние Жюльенны и как иначе она чувствует себя, оказавшись в незамкнутом мире.


«Аталанта» («L’Atalante», реж. Жан Виго, 1934 г.)
2. Изображение сознания «Бесчеловечной»
В «Бесчеловечной» пространство строится не как реальная среда, а как демонстративно искусственный мир, в котором персонажи существуют почти как фигуры внутри архитектурной модели. Л’Эрбье сознательно создаёт декорации, которые напоминают одновременно театральную сцену и авангардную выставку. Интерьеры фильма не передают быт, а задают способ восприятия героини и её окружения.


«Бесчеловечная» («L’Inhumaine», реж. Марсель Л’Эрбье, 1924 г.)
Гостиная главной героини — один из самых показательных примеров. Это не уютный дом, а сцена для наблюдения за её образом. Чёткие геометрические формы, симметричные линии — всё выглядит так, будто пространство стремится подчеркнуть её статус, а не её характер. Камера фиксирует комнату как архитектурный объект: широкие ракурсы и выверенная композиция превращают интерьер в витрину, где героиня существует как художественный элемент. Её движения кажутся предопределёнными самой структурой комнаты — она не столько живёт в этом пространстве, сколько демонстрирует себя внутри него.


«Бесчеловечная» («L’Inhumaine», реж. Марсель Л’Эрбье, 1924 г.)
Дом героини выглядит не как место, где живут, а как красиво оформленная площадка, созданная специально для того, чтобы на неё смотрели. В нём почти нет ощущения тепла или уюта — всё слишком продуманное, слишком вылизанное. Кажется, что интерьер существует не для неё, а для того, чтобы поддерживать её образ: холодный и недоступный.
Лаборатория Эйнара


«Бесчеловечная» («L’Inhumaine», реж. Марсель Л’Эрбье, 1924 г.)
Лаборатория в «Бесчеловечной» — это место, где человек постепенно теряется среди собственных же изобретений. В отличие от строгой и аккуратной виллы героини, лаборатория кажется живым существом: она не просто окружает Эйнара, а буквально втягивает его в себя.
Из-за этого пространство воспринимается не как обычная мастерская, а как отражение внутреннего состояния героя. В беспорядке проводов, приборов и стёкол чувствуется его постоянное напряжение: он стремится всё контролировать, но одновременно боится, что машины выйдут из-под власти. Кажется, что лаборатория постепенно подменяет собой героя, и он становится лишь частью той системы, которую построил.
В итоге лаборатория — это не просто декорация, а визуальное изображение сознания Эйнара. Она раскрывает не его действия, а образ его существования: сосредоточенного, напряжённого и всё более зависимого от машин, которые одновременно расширяют его возможности и ограничивают его свободу.
3. Давление «Метрополиса»


«Метрополис» («Metropolis», реж. Фриц Ланг, 1927 г.)
В «Метрополисе» город и интерьеры не просто фон для действий, а активный способ показать чувства и состояние героев. Например, подземные уровни фабрики — это настоящий лабиринт из машин. Каждый кадр построен так, что огромные конструкции буквально давят на людей, показывая их уязвимость и беспомощность в жесткой иерархической системе. Камера снимает широкими планами и под углами, позволяя зрителю почувствовать масштаб индустриального мира и то, насколько маленьким и слабым кажется человек среди машин.
Верхний город


«Метрополис» («Metropolis», реж. Фриц Ланг, 1927 г.)
Контрастом служат апартаменты жителей верхних уровней города. Эти интерьеры просторные, с высокими потолками и аккуратными комнатами, где линии мебели и архитектуры подчёркивают порядок, контроль и комфорт. Камера здесь редко снимает крупным планом, чаще остаётся на расстоянии, показывая большие фрагменты комнаты. Благодаря этому создаётся ощущение эмоциональной дистанции: зритель видит, что герои привилегированы и отделены от остального мира, их пространство холодное, красивое и строгое.
«Метрополис» показывает, что интерьер и архитектура могут быть языком эмоций. Тесные, давящие фабричные коридоры передают тревогу и подавленность, а просторные, идеально упорядоченные апартаменты богатых — холодность, отчуждение и чувство контроля. Каждый кадр помогает зрителю понять конфликт мира, в котором они живут. Пространство становится не просто декорацией, а полноценным инструментом повествования и визуальной драматургии.
4. «Кабинет доктора Калигари» и тревога пространства
«Кабинет доктора Калигари» — это фильм, в котором эмоции живут на стенах. Интерьер становится языком страха, тревоги и недоверия к реальности. Пространство рассказывает историю раньше персонажей и яснее их слов: мы чувствуем тревогу ещё до того, как кто-то её озвучит.


«Кабинет доктора Калигари» («Das Cabinet des Dr. Caligari», реж. Роберт Вине, 1920 г.)
В этом фильме пространство не просто усиливает переживания героев — оно буквально создаёт их. Декорации становятся прямым отображением психики, тревоги и внутреннего распада мира. Кабинет Калигари появляется не как обычная комната, а как пространство, где материальное перестаёт быть логичным. Стены, окна и мебель существуют под странными углами, а перспективы ломаются так, будто сама реальность покосилась. Такое искажённое пространство мгновенно говорит зрителю о том, что мы находимся внутри ненадёжного, болезненного сознания. Это не просто кабинет учёного или врача — это форма, в которой выражен страх и давление Калигари.


«Кабинет доктора Калигари» («Das Cabinet des Dr. Caligari», реж. Роберт Вине, 1920 г.)
Когда Калигари появляется в кадре, возникает ощущение, что комната — это не просто место действия, а материальное отражение его внутреннего мира. Его фигура, движения и манера поведения настолько естественно «сливаются» с этим странным пространством, что кажется, будто стены и линии в кадре искривлены под воздействием его искажённого сознания.
Интерьер здесь становится самостоятельным языком эмоций и способом рассказать историю без слов. «Калигари» демонстрирует, как пространство может говорить за персонажей, раскрывать их психологию и делать внутренние состояния видимыми, иногда даже точнее, чем реплики.
5. «Люди в воскресенье»: от тесных квартир к свободе улиц


«Люди в воскресенье» («Menschen am Sonntag, ein Film ohne Schauspieler», реж. Роберт Сиодмак, Эдгар Г. Ульмер 1930 г.)
Даже без сложного сюжета городские интерьеры, квартиры и улицы в фильме «Люди в воскресенье» оживают как эмоциональные сцены. В тесных квартирах и студиях герои ощущают ограниченность, замкнутость, а композиция кадра с близкой постановкой камеры создаёт ощущение плотности и социальной тесноты.
На контрасте с замкнутыми интерьерами, открытые улицы, парки и загородные пейзажи создают ощущение лёгкости, простора и эмоционального освобождения. Камера фиксирует героев в дальнем плане, показывает широкие улицы и просторные поля, что визуально подчёркивает свободу, радость и кратковременное чувство независимости, которое они испытывают в своих прогулках.


«Люди в воскресенье» («Menschen am Sonntag, ein Film ohne Schauspieler», реж. Роберт Сиодмак, Эдгар Г. Ульмер 1930 г.)
Пространство здесь работает как эмоциональный индикатор: тесные помещения ограничивают, а открытые пространства расширяют внутренний мир персонажей.
«Люди в воскресенье» показывает, что интерьер и окружающая среда в фильме становятся активными инструментами повествования. Они формируют эмоциональный фон, отражают социальные и психологические условия, в которых живут персонажи, и позволяют зрителю увидеть внутренние переживания героев напрямую через визуальную среду.
Заключение
В ходе исследования стало ясно, что интерьер в европейском кино первой половины XX века играет более значимую роль, чем простое оформление сцен. Он выступает самостоятельным языком эмоций, через который передаются внутренние состояния персонажей, социальные условия и драматургическое напряжение. Тесные, замкнутые помещения создают ощущение давления и тревоги, тогда как просторные пространства дарят чувство свободы и облегчения. Работа камеры, композиция кадра и взаимодействие героев с окружением превращают пространство в активного участника повествования.
Постановка сцены и интерьер помогают усилить эмоциональное и психологическое восприятие зрителем. Среда формирует поведение персонажей, подчёркивает конфликты и позволяет глубже понять их мотивы и переживания.
Таким образом, визуальный анализ подтверждает, что интерьер — это не просто фон, а полноценный выразительный инструмент, создающий многослойный смысловой контекст, делающий видимыми эмоции персонажей и усиливающий воздействие фильма.
Ткачева Е. А. Режиссеры немецкого экспрессионизма. От театра к кино // Общество. Среда. Развитие (Terra Humana). 2013. № 3 (28). С. 183-190. https://cyberleninka.ru/article/n/rezhissery-nemetskogo-ekspressionizma-ot-teatra-k-kino
Николин И. В. Пространство и время кинореальности // Искусство кино. 2010. № 1. С. 12‑25. https://cyberleninka.ru/article/n/prostranstvo-i-vremya-kinorealnosti
Беда В. Г. Репрезентация эпохи и социокультурных тенденций в контексте сопряжения идейного и художественного (на примере фильма Фрица Ланга «Метрополис») // Гуманитарные ведомости ТГПУ им. Л. Н. Толстого. 2025. № 1 (53). С. 15‑28. https://cyberleninka.ru/article/n/reprezentatsiya-epohi-i-sotsiokulturnyh-tendentsiy-v-kontekste-sopryazheniya-ideynogo-i-hudozhestvennogo-na-primere-filma-fritsa
Любович М. В. Европейский киноавангард: поэтика предметности // Вестник ВГИК. 2015. № 1 (23). С. 34‑47. https://cyberleninka.ru/article/n/evropeyskiy-kinoavangard-poetika-predmetnosti
«Аталанта» Жан Виго, 1934 год // VK URL https://vkvideo.ru/video-60442403_456239093 (дата обращения: 19.11.2025)
«Бесчеловечная» Марсель Л’Эрбье, 1924 год // VK URL https://vkvideo.ru/video-155886487_456240382 (дата обращения: 19.11.2025)
«Метрополис» Фриц Ланг, 1927 год // VK URL https://vk.com/video-47392462_456239473 (дата обращения: 19.11.2025)
«Кабинет доктора Калигари» Роберт Вине, 1920 год // VK URL https://vkvideo.ru/video-45909225_456241263 (дата обращения: 19.11.2025)
«Люди в воскресенье» Роберт Сиодмак, Эдгар Г. Ульмер, 1930 год // VK URL https://vkvideo.ru/video-70459143_168517738 (дата обращения: 19.11.2025)